|
|
"Линия", январь 2003г.
"Почти невероятная история"
Сцена пуста, просторна, напоена воздухом и светом.
Станок-помост отделяет твердь земную от небесной и океанской лазури.
Танец чеканится стереоскопически рельефно, чертёжно ясно, властно
завершенно. Спектакль наделён особенной оптической отчётливостью.
Постановщика не смущает вероятность сопоставления с ленкомовской
"Юноной и Авось". И музыку Алексея Рыбникова, и стихи Андрея
Вознесенского все почти наизусть знают. То есть сам постановщик
демонстрирует недюжинную отвагу, свойственную герою - Резанову. Его танцевальная речь порывиста, порой лихорадочно
убыстрена, иногда трагически заторможена. Но в любом монологе, в любом
столкновении с антагонистами, в любом единоборстве с обстоятельствами -
светится и царит человеческая одержимость, устремлённость в неведомое,
бесстрашие перед ликом самой судьбы. "Юнона и Авось" - спектакль "по мотивам рок-оперы",
несомненно, можно отнести к достаточно редкому у нас жанру рок-балета.
Здесь налицо и особая, почти агрессивная динамика групповых танцев,
отлично воспринятая и "материализованная" молодым, раскованным, сильным
кордебалетом. Здесь и необычно размеченные взаимоотношения танца и
стихотворной строфы – их неожиданного слияния и контрапункты, их
мощные, изменчиво острые ритмы, их совсем уж неожиданная кантилена.
Хореография "а'капелла", сопровождаемая только стихотворной строфой,
принадлежит к наивысшим, кульминационным точкам дебютного спектакля. Авторское исполнение главной партии самим Емельяновым
позволяет резко, настойчиво, категорично утверждать весьма необычные (и
столь естественные в такой "музыкально-текстовой" среде) средства
экспрессии. Но "Юнона и Авось" становится рок-балетом и в смысле
иносказательном. Спектаклем о Роке, Фатуме. Личность и Судьба. Личность
и страна. Личность и время. В первой "пробе пера" Емельянов поглощён
неоднозначными и филосовски-значительными понятиями. Он доказывает
возможности и способности вышеуказанные понятия разрабатывать
хореографически и пластически. Он сознательно развёртывает и продуманно
соотносит в контексте спектакля три метафоры, прочитанные логически
точно и органично включённые в образную систему. Метафоры предельно
контрастные и предельно конфликтные объединены некими потайными,
внутренними ходами, спаяны участью героев. Смятённая, нищая, лапотная
Русь во главе с Юродивым - не столько воплощением благостыни, сколько
зловещим провидцем и предсказателем беды. Далее - движимая почти мальчишеской жаждой морских
путешествий и приключений - "флотская команда". Далее - открытие своей
Америки - с её непривычной славянскому взгляду пластикой "латинос".
Добавим ко всему вышеперечисленному вполне европеизированный,
торжественно, классично и строго выстроенный бал у заморского
губернатора и получим многокрасочную картину мест и времён действия. Вехи мизансцен - своего рода стоп-кадров, разделённых "
отбивками " наподобие кинематографических наплывов, разграничивают
события, будто видимые и в реальной действительности, и воображаемые -
в подсознание героя. И среди всех мизансцен самые важные, самые ключевые -
зеркально одинаковы. Одна увенчивает первую часть. Вторая – повтором
открывает часть вторую. Вот она - вожделенная "Терра инкогнита". Вот
она - роковая встреча двух сердец. Кратким soli Кончитты придан некий
отрешённо поэтический оттенок. Её внешность - чистые "небесные черты"
созданья ангелоподобного. Тем острее и сценичнее выглядят её
"латино-американские" вариации. Молодая солистка Анна Алексидзе
обладает несомненным и трогательным обаянием. Дуэты героев напоены некоей заворожённостью, прозрачны
композиционно и лексически благородно просты. На фоне их мелодически
стройных диалогов особенно зловеще смотрится вариации Фернандо.
В.Яруллин танцует гнев и ярость. И уж совсем неожиданна синкопированная
пластика резановского соперника, которая ассоциативно перекликается с
пластикой Юродивого. Казалось бы, взаимоисключаемые хореографические решения с
одинаковой определённостью выстраивают, намечают, развивают "чёрную
символику" и того, и другого персонажа. Оба настолько неотвратимы, что
обречённость символов светлых запрограммирована. Резанов гибнет вовсе
не от несчастной случайности, и уж конечно, не от простуды. Он гибнет,
поскольку финал предначертан. Емельянов освобождает танец от каких бы
то ни было заземлённых бытовых подробностей. Герой-романтик - человек
во все эпохи не очень-то удобный и не очень-то уместный. Несколько неожиданна последняя картина с выходом в
современность, с венчанием Кончитты и Резанова. Такой вот нереальный,
несбыточный "хэппи энд". Чисто сегодняшний по своим хореографическим
параметрам, по своему " драйву " спектакль исповедует вечное " кредо "
романтического балета - готовность жертвовать собой ради мечты.
Елена Луцкая.
|
 |
